Гареев махмут ахметович биография. Генерал армии М

Он вобрал в себя целую эпоху, его судьба отражает самые трудные моменты в истории страны. До войны, будучи воспитанником кавалерийского полка, он воевал с басмачами в Средней Азии (хотя после официального объявления о ликвидации басмачества уже прошло 20 лет, но отдельные банды по-прежнему совершали набеги на города и селения). За неделю до начала Великой Отечественной войны он становится курсантом Ташкентского пехотного училища, но учиться ему пришлось недолго - уже в ноябре 1941 года в жесточайших сражениях под Москвой молодой лейтенант Гареев принял первое боевое крещение. И с тех пор до самого последнего дня войны он находился на передовой: воевал на Западном и 3-м Белорусском фронтах.

Войну он закончил на Дальнем Востоке после разгрома Квантунской армии и капитуляции Японии, в чине майора, в должности старшего офицера оперативного отдела штаба армии на 1-м Дальневосточном фронте. О том, как он воевал, говорят его многочисленные награды за личное мужество, среди которых четыре ордена Боевого Красного знамени, три - Красной Звезды, два ордена Отечественной войны.

После войны он продолжил военное образование. С отличием окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе и АкадемиюГенштаба. Командовал полком, мотострелковой и танковой дивизиями в округах на Дальнем Востоке и Урале, был начальником штаба армии в Белорусском военном округе. В 1974 году М.А. Гареев «был призван» в Генеральный штаб Советской Армии. Возглавлял военно-научное управление, был заместителем начальника Главного оперативного управления, а в 1987 году его назначили заместителем начальника Генерального штаба Советской Армии.

Годы учебы в академиях, службу на руководящих постах в Генштабе он сполна использовал для исследовательских работ по методике оперативной подготовки, обобщению опыта проведения общевойсковых учений в мирное время, всерьез занялся военно-теоретическим наследием М.В. Фрунзе и историей Великой Отечественной войны. В результате Махмут Ахметович стал «дважды доктором» - военных и исторических наук.

М.А. Гареевым подготовлено более 250 научных и публицистических трудов. Среди них такие фундаментальные работы, как «Тактические учения и маневры», «Общевойсковые учения», «Афганская страда», «Военная наука», «Если завтра война», «Неоднозначные страницы войны», «М.В. Фрунзе - военный теоретик», «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства», «Полководцы Победы и их военное наследие», «Константин Симонов как военный писатель» и другие. В год 85-летия Махмута Ахметовича, в 2008 году, вышла еще одна книга - «Сражения на военно-историческом фронте». Название очень символическое, отражающее натуру самого генералаГареева. Для многих война закончилась в 1945 году. Но не для Махмута Ахметовича. Он участвовал еще в шести так называемых локальных войнах и вооруженных конфликтах, в том числе в Китае, Египте, Сирии, Афганистане.

Он и сегодня на передовой и с неистовством солдата, прошедшего всю Великую Отечественную войну, публициста, ученого, патриота-гражданина защищает историческую правду о ней от всякого рода фальсификаторов, от попыток осквернить героические страницы истории нашей страны.

- Махмут Ахметович, какими вам запомнились первые дни на войне?

Войну я начал младшим лейтенантом. В ноябре 1941 года мы прибыли под Москву, в район Истры, в 5-ю армию, в которой я потом прошел всю войну. Прибыли в Чернышевские казармы, оттуда нас и отправили на фронт - где на попутных машинах, где пешком. Фронт, к сожалению, был рядом. Это были самые тревожные, тяжелые дни для Москвы, да и для всей страны.

Прибыл я в батальон. Идет навстречу старшина с перевязанной рукой. Ранен. Спрашиваю: «Где командир батальона?» - «Нет». - «Кто есть из офицеров?» - «Никого нет». Я принял командование батальоном. Отмечу, что по штату комбат должен быть подполковником, минимум майором. Через двое суток прислали командира батальона - капитана.

В первые же дни я попал в тяжелейшие условия, в самое пекло. На войне очень обостряется чувство веры. В детстве отец меня учил читать молитвы, все-таки в Узбекистане жили. Я же молился лишь из уважения к нему, так как считал это пережитком прошлого. А когда в ноябре 41-го попал под бомбежку, даже сам не заметил, как забрался в воронку и начал молиться. Война - страшная вещь, и человек, оставшись один на один со своей судьбой, ищет защиты. Вера в то, что есть некая сила, которая в самый отчаянный момент будет на твоей стороне, поможет тебе, присутствует у любого человека, какого бы вероисповедания он не придерживался.

Всякое было в те окаянные ноябрьские дни. Не было только опыта, знания особенностей фронтовой обстановки, да и вооружения не хватало, об автоматах тогда и не мечтали, людей еще не знал…

Потом было контрнаступление под Москвой, освобождали Ржев, Вязьму…. В летнем наступлении в августе 1942 года, тогда я был командиром отдельной роты в составе бригады, получил первое ранение в руку. Но три дня с поля боя не мог уйти, такая была горячая обстановка. Рука опухла. В конце концов, доложил комбригу и отправился в армейский полевой госпиталь. А писарю никто не сказал, где я. Он записал: «Без вести пропал». Потом вообще сообщил, что я погиб. Сейчас так и набирают количество убитых. Участвовал как-то в передаче Познера, так он тоже в упрек: был плохой учет потерь. Не возражаю, но я задал ведущему вопрос: «Вы можете сказать точно сколько в Норд-Осте и в Беслане погибло людей?» От ответа он ушел, а из передачи и вовсе вырезали этот момент.

Это небольшой эпизод, а там - война, когда соединения, штабы по многу раз попадали в окружение, выходили из него, попадали под бомбежки… В таких условиях, к сожалению, невозможно каждого человека учесть. Да, можно сожалеть о том, что не все учтено, запутано, но нельзя и гневных обвинений бросать. Мы всех считаем - и татар, и узбеков, и грузин…. А немцы австрийцев не считают, румын тоже, итальянцев… Разве из этой арифметики можно что-то понять, если одних считать, а других нет? Это уже не историография, не статистика, а грязная политика. Некоторым людям хочется набрать как можно больше потерь, чтобы принизить Победу. Эта тема очень болезненная для фронтовиков. Но устраивать соревнование «кто больше придумает потерь» - это кощунство. Я был председателем комиссии по определению потерь, конечно, у меня сведений больше. Я не имею права упрекать тех, кто не знает. Правду о потерях, конечно же, надо говорить.Без этого невозможно в полной мере оценить итоги войны и значение достигнутой Победы. Надо самокритично признать и то, что многие домыслы порождаются тем, что не были своевременно опубликованы подлинные данные.

- Какие же на сегодняшний день последние данные наших потерь?

Общие потери Советского Союза в Великой Отечественной войне составляют 26,5 миллиона человек. Из них, обратите внимание, 18 миллионов - это мирное население, жертвы фашистских зверств на оккупированной территории. Из-за крайне неудачно сложившихся обстоятельств в начальном периоде, значительная часть потерь приходится на первые два года войны (3 048 800 человек). Безвозвратные потери фашистского блока составляют 9,3 миллиона. Из них 7,4 млн. собственно Германия и 1,2 млн. - ее сателлиты в Европе, 0,7 млн. - Япония в Манчжурской операции. Это без учета потерь вспомогательных частей из числа иностранных формирований, воевавших на стороне фашистов, которые по некоторым данным достигают 500-600 тысяч человек.

В общей сложности безвозвратные потери Советских Вооруженных сил на 1-1,5 млн. превышают соответствующие германские потери. Но это в основном за счет того, что в фашистском плену было 4,5 млн. наших военнопленных, а возвратилосьна родину после войны только 2 миллиона, остальные погибли в результате фашистских злодеяний. Немецкие военнопленные, кстати, в подавляющем большинстве - тоже около 2 млн. человек - были возвращены после войны в Германию. Видите, теперь даже гуманность нашего народа, нашей страны и Вооруженных сил «счетчики» хотят обратить против нас же. При ознакомлении с некоторыми зарубежными материалами мы встретились даже с такими, как сказали бы сейчас, махинациями, когда в число наших потерь включались потери власовцев, бандеревцев, «лесных братьев» и прочих националистических, профашистских формирований, которые сражались против Советской Армии на стороне врага. Причем, некоторые из этих людей включались в число наших потерь дважды: вначале как попавшие в плен, а затем как погибшие.

Попытки посеять сомнения, пересмотреть итоги Второй мировой войны, принизить значение нашей Победы, унизить армию, солдат-победителей, увы, еще встречаются.

- Махмут Ахметович, войну вы прошли в разных должностях. В какой было труднее всего?

Практически всю войну, до середины 44-го года, я воевал в самом низовом звене: командир роты, начальник штаба батальона, комбат, затем в бригадном звене начальник оперативного отделения. Легких должностей среди них не было. Все время в боях, всегда в окопах. Каждый день на войне мы проживали с одной лишь мыслью: выживу или нет?

Сегодня почти в каждом фильме про войну показывают женщин, санитарок, все такие ухоженные, красивые. А я до 43-го года не помню, чтобы среди нас была хотя бы одна женщина, медбраты в основном.


- Меня всегда поражали ваш неиссякаемый оптимизм, жизнелюбие и «байки от Гареева». Предполагаю, что и на войне были юмор, шутки, иначе Василий Тёркин бы не появился...

Да, к счастью, жизнь везде берет свое. Даже в самых, казалось бы, безнадежных, страшных ситуациях, были шутки, звучал смех… Без них на войне было бы еще тяжелее. Поэтому командирам, хорошим командирам, приходилось быть и психологами. Они всегда стремились по мере возможности разрядить обстановку. Помню, у нас был командир 45-го корпуса Станислав Гилярович Поплавский, поляк по происхождению, потом он командовал 1-й армией Войска Польского. Действительно, хороший был командир. Помнится, немцы врываются уже на командный пункт корпуса… Он выходит к траншее. К нему бежит ошалелый начальник штаба корпуса, кричит: «Немцы со всех сторон!» А Поплавский взял щетку и начал чистить сапоги. Начальник штаба опешил, но стал спокойнее, к нему вернулись разум, способность реально оценить обстановку и организовать оборону. А если бы он ударился в панику, это передалось бы всем, и кто знает, чем бы все тогда закончилось... Это я к тому, что иногда на войне, да и в повседневной жизни, один элемент значит намного больше, чем указания по инструкции и жесткие приказы.

- Вы упомянули о больших потерях в начале войны. В чем все-таки причина поражений в первые годы войны?

Не в первые годы, а именно в начале войны. Да, к сожалению, мы имели неудачи в 41-м году. Но ведь потом были победы и первая - контрнаступление под Москвой, имевшее громадное морально-психологическое значение. А до этого мы только отступали, терпели поражения. Потом были неудачи летом 1942 года...

Причина поражений в 41-м году всем понятна. Здесь вина политического руководства, которому не удалось правильно оценить возможные сроки нападения противника. Сталин хотел любой ценой оттянуть сроки начала войны или вовсе избежать ее. Он все этому подчинил. С тыла подходили свежие армии, а армии и дивизии первого эшелона не занимали оборонительных позиций - находились на положении мирного времени, чтобы не спровоцировать войну. Сталин хотел, как сегодня говорят, политическими средствами предотвратить войну. Но жизнь показала, что политику нельзя превращать в самоцель. Есть предел, когда политика без подкрепления силой уже не действует. Этот момент Сталин не уловил. Человек он был самоуверенный. Когда Тимошенко, нарком обороны, Жуков предлагали ему привести войска в боевую готовность, мобилизовать, он в самой резкой форме это пресекал. Некоторые командующие пытались занять укрепрайоны, но Сталин приказал пограничникам и НКВД следить за тем, чтобы кто-нибудь не вывел войска на передний край. В противном случае докладывать ему. Сам Жуков подписал несколько десятков распоряжений: «Убрать…», «Не выходить…».

Мне пришлось после войны по заданию маршала Тимошенко расследовать дело полковника Верховского. Он был командиром артиллерийского полка под Белостоком в 10-ой армии. У них 19 июня 41 года состоялось партсобрание. В заключительном слове он сказал: «Может быть, это наше последнее собрание в мирных условиях…» На следующий день его арестовали. Почему? Панику сеет! 14 июня было сообщение ТАСС с заверениями о том, что Германия соблюдает пакт о ненападении, она не собирается на нас нападать. Дипломаты нам сегодня рассказывают, что цель того сообщения ТАСС - политический зондаж, посмотреть, как среагирует Германия, Гитлер. А они никак не среагировали. Они готовились к нападению.

В результате наши войска оказались на положении мирного времени. Сегодня Павлова, Кирпоноса выставляют глупцами, отправившими перед началом войны артиллерию, зенитные части на полигоны. А поставьте себя на место Павлова и Кирпоноса! Сформировано много артиллерийских зенитных частей, они еще ни разу не стреляли, они не сколочены и не годны к бою. Когда пришли в Западную Украину, в Белоруссию, они говорили: «Дайте нам возможность пострелять!» Ты стоишь в деревне, в городе - там же ты не можешь стрелять! Им отвечали: «Нет!» А когда стали отправлять части на полигоны? Когда появилось сообщение ТАСС, что нападения не будет.

Говорят, распылили новые танки по большому количеству корпусов. Если ждешь нападения противника, надо собрать хотя бы два-три корпуса, укомплектовать их новыми танками, чтобы они были в боевой готовности. Но рассудили так: Гитлер не нападет, так пусть корпуса учатся, осваивают технику. И всем раздали по 10-15 танков. Если исходить из той обстановки, которая была задана Сталиным, то раздали правильно. Или говорят: «Без оружия воевали!» Оружие у нас было, но прибывали соединения, части, а склады уже были заняты немцами или вовсе разбомблены. Поэтому, действительно, у многих даже стрелкового оружия не было. Но, несмотря на это, люди героически сопротивлялись, сражались… Вспомните только Брестскую крепость. Немцы уже подошли к Минску, а она все еще сопротивлялась. Кстати, с точки зрения стойкости моральной и нравственной силы нашего народа - Брестская крепость наиболее характерный пример. Так случилось, что соединения и части ушли на какие-то предназначенные рубежи, там остались люди, вышедшие из госпиталей, прибывшие из отпусков, кладовщики, музвзводы. Им никто не ставил задачу оборонять крепость. Они сами собрались и стали защищать. Сегодня надо думать о том как, какими методами было достигнуто такое воспитание армии и народа!

- А как же три с половиной миллиона, которые сразу сдались в плен?

Действительно, самые большие потери пленными мы понесли именно в 41-м году. Люди вынуждены были сдаваться, они даже не успели получить оружия. Не с палками же против танковых колонн им нужно было идти?

Но и первая победа была в этом же году. Главными составляющими нашей победы были необычайная сила духа советского человека, стойкость, великая дружба, единение тыла и фронта, всех народов и наций в борьбе против фашистов. Этого не ожидали завоеватели, которые легким маршем прошлись по Западной Европе, не встречая особого сопротивления. А тут одна Брестская крепость почти два месяца держала оборону, сковывая значительные силы фашистов.

- Оборону там организовал Петр Гаврилов, уроженец Татарстана, крещеный татарин…

Петра Гаврилова я хорошо знал. Мне пришлось одному из первых участвовать в раскопках Брестской крепости. После окончания Академии имени Фрунзе в 50-м году, я был назначен начальником штаба полка 50-ой дивизии, дислоцированной в Белоруссии, в той самой крепости. А потом через несколько лет командовал этой же дивизией. Сначала мы жили в землянках - все же разрушено. Потом стали разбирать развороченные кирпичи крепости для строительства казарм, парков, хозяйственных построек. И стали находить оружие, а на стенах - надписи. Я написал в журнал «Огонек» с просьбой прислать корреспондента. Приехал Сергей Смирнов с целой группой таких же, как он сам, дотошных журналистов. Мы организовали нештатный музей. Я назначил работать туда одного человека из политотдела, еще одного из оперативного отделения дивизии. Тогда и стало все выявляться. Гаврилов сопротивлялся до конца. Когда он остался один, контуженный, обессиленный, голодный, забрался под навоз. Там фашисты его и обнаружили. Он успел швырнуть в них гранату и потерял сознание. Но его не расстреляли. Командир Центральной группы войск приказал отправить Гаврилова в офицерский госпиталь, немцам зачитали приказ о героизме этого офицера, стали на его примере воспитывать своих солдат. Так что немецкие командиры тоже умели вести партийно-политическую и воспитательную работу в своих войсках.

После войны Петр Михайлович приезжал в Брест. Насколько я знаю, он умер в 1979 году и похоронен в Бресте, в городе, который он защищал. Такова была его воля.

- Махмут Ахметович, вы вместе с профессором МГИМО Абдулханом Ахтамзяномзанимаетесь поиском следов татарского поэта Мусы Джалиля и «джалилевцев». А в последние годы еще и восстановлением доброго имени солдат 825-го «татарского батальона» из Волго-татарского легиона, который в результате агитационно-пропагандистской работы «джалилевцев» перешел со всем вооружением на сторону белорусских партизан и воевал против фашистов. А это - свыше 500 человек... В прошлом году в Витебской области, в воинском мемориальном комплексе агрогородка Копти, открыли памятный знак в честь татар, погибших за освобождение белорусских земель от фашистских захватчиков, в том числе и в честь геройски сражавшихся на стороне партизан и павших здесь бойцов 825-го батальона.

Я рад, что мне довелось внести в это благородное дело свой посильный вклад и горжусь этим. Изучение каждого факта требует времени и самоотверженности. У меня есть плохая привычка: я с неохотой берусь за новое дело, но если втянули - меня уже не остановить! Накануне 50-летия Победы мы с Абдулханом Ахтамзяном ездили в Германию. Абдулхан Абдурахманович - великолепный германист, но ему, просто как историку, трудно попасть в некоторые места. Я нашел бывшего начальника Главного штаба, которому когда-то помогал создавать в ГДР Институт военной истории (сейчас это институт объединенной Германии). Он нас очень поддержал.

Дело в том, что единственное показание о Маобитской тетради, о «джалилевской группе», о том, как их арестовали, казнили, было построено на рассказе бельгийского пленного. А это всегда ставилось под сомнение, тем более что сначала он говорил одно, потом другое. Конечно, это честный и хороший человек, но все в памяти не удержишь, не восстановишь. А мы с помощью немецких коллег нашли приказы гитлеровского командования об аресте, о казни. Теперь подвиг Мусы Джалиля подтвержден документально.

О переходе 825-го батальона тоже ходили разные слухи. Я попросил к изучению этого вопроса подключиться белорусских историков, меня там многие знали, так как после войны я семь лет служил на разных должностях в Белорусском военном округе. Мы подняли и изучили массудокументов, выяснили, как восстание вызревало, как готовилось, и как татарский батальон перешел на сторону Красной армии.

Но это только начало большой кропотливой работы. Насколько я знаю, сейчас установлены имена около двухсот бойцов батальона. К поиску подключены следопыты Беларуси, Татарстана, Башкортостана и других регионов. Верю, что имя каждого бойца будет установлено, что их дети, внуки и правнуки будут ими гордиться. Потому что представители нашего народа себя не опозорили.

Беседовал Рафис Измайлов

советский военачальник, генерал армии, доктор военных и доктор исторических наук, профессор

Биография

Родился в Челябинске в татарской семье. Отец, Ахмет Гареев (1881 г. рожд.), - рабочий. Мать, Рахима Гареева (1892 г. рожд.), - домохозяйка. В 1939 году добровольцем ушёл в РККА. Окончил Ташкентское Краснознаменное пехотное училище имени В. И. Ленина в 1941 году. В 1941-1942 года командовал взводом в Среднеазиатском военном округе, учился на Высших стрелково-тактических курсах усовершенствования командного состава пехоты «Выстрел».

Военные годы

С декабря 1942 года - участник Великой Отечественной войны. Воевал на Западном и 3-м Белорусском фронтах. Был заместителем командира стрелкового батальона, помощником, заместителем начальника и начальником оперативной части штаба стрелковой бригады, с июня 1944 года - офицер штаба 45-го стрелкового корпуса. В 1942 году в боях под Ржевом был ранен, в 1944 году снова был ранен в голову.

В феврале 1945 года после выхода из госпиталя направлен на Дальний Восток, старшим офицером оперативного отдела штаба 5-й армии. В её составе на 1-м Дальневосточном фронте сражался в ходе советско-японской войны в августе 1945 г.

Военная служба в СССР

После войны до 1947 года продолжал службу в штабе 5-й армии в Дальневосточном военом округе. В 1950 году окончил Военную академию имени Фрунзе. В 1950-1957 годах - начальник штаба полка, старший офицер оперативного управления штаба Белорусского военного округа, начальник штаба дивизии.

В 1959 году окончил Военную академию Генерального штаба. С 1959 года - заместитель командира дивизии, командир мотострелковой и танковой дивизий, начальником штаба общевойсковой армии в Белорусском военном округе.

В 1970-1971 годах - Главный военный советник в Объединённой Арабской Республике. С 1971 года - начальник штаба Уральского военного округа. С 1974 года - начальник Военно-научного управления Генерального штаба, заместитель начальника Главного оперативного управления Генерального штаба, с 1984 года - заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР.

С 1989 года был Главным военным советником в Афганистане после вывода оттуда ограниченного контингента советских войск. Играл большую роль в планировании боевых операций правительственных войск президента Наджибуллы. Моджахеды охотились за М. Гареевым, он был тяжело ранен.

С 1990 года занимал пост Военного советника - инспектора Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. С 1992 года - в отставке.

Научная и общественная деятельность

Активно стал заниматься военно-научной работой еще в 60-70-е годы. Автор свыше 100 научных трудов, свыше 300 статей и публикаций в сборниках, журналах, газетах. Написал книги «Тактические учения и маневры», «М. В. Фрунзе - военный теоретик», «Общевойсковые учения», «Неоднозначные страницы войны», «Моя последняя война».

После создания в феврале 1995 года Академии военных наук, неправительственной исследовательской организации, был избран её президентом. Много занимается изучением вопросов истории Великой Отечественной войны. Активно участвует в научных дискуссиях, выступает против фальсификации истории войны. Считает, что стремление оспорить победу СССР над фашизмом тесно связано с пропагандистской кампанией против современной России. В редактируемых Гареевым научных сборниках были введены в оборот тысячи ранее неизвестных документов о войне. Выступал в передаче «Директива номер 1 - Война».

Лекцией М. А. Гареева «Россия в войнах XX века» 25 марта 2004 года был открыт проект публичных лекций Полит.ру.

3 марта 2011 года подписал Обращение представителей общественности против информационного подрыва доверия к судебной системе Российской Федерации.

Награды

Награждён орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами Отечественной войны I степени, орденом Трудового Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, орденами «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» II и III степени, медалями, а также иностранными орденами и медалями.

Часть Командовал

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Должность

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сражения/войны Награды и премии
Орден Почёта Орден Дружбы Орден Ленина Орден Красного Знамени
Орден Красного Знамени Орден Красного Знамени Орден Красного Знамени Орден Александра Невского
Орден Отечественной войны I степени Орден Отечественной войны II степени Орден Трудового Красного Знамени Орден Красной Звезды
Орден Красной Звезды Орден Красной Звезды Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» II степени Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени
40px Медаль «За боевые заслуги» Юбилейная медаль «За доблестный труд (За воинскую доблесть). В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
40px 40px 40px 40px
40px 40px 40px Медаль «За победу над Японией»
40px 40px 40px 40px
40px 40px 40px 40px
40px Медаль «За безупречную службу» I степени 40px 40px

иностранные награды

Связи

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

В отставке Автограф

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Махму́т Ахме́тович Гаре́ев (род. 23 июля , Челябинск , СССР) - советский и российский военный деятель , военачальник , генерал армии в отставке, доктор военных и доктор исторических наук , профессор . Военный теоретик.

Биография

Военные годы

Военная служба в СССР

Лекцией М.А. Гареева «Россия в войнах XX века» 25 марта 2004 года был открыт проект публичных лекций Полит.ру .

Награды

В 1998 году М.А. Гареев стал первым лауреатом Государственной премии Российской Федерации имени Маршала Советского Союза Г.К. Жукова - за книгу «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства» (1996 год)

Напишите отзыв о статье "Гареев, Махмут Ахметович"

Примечания

Ссылки

  1. / Людмила Терновая. ИА «Башинформ»

Отрывок, характеризующий Гареев, Махмут Ахметович

Я поняла, что жизнь женщины видимо в данный момент «висит на волоске», и её сущность на какое-то мгновение просто оказалась вышибленной из своего физического тела.
– Ну и где же она?!.. – расстроилась Катя. – Она же только что здесь была!..
Девочка видимо очень устала от такого огромного наплыва самых разных эмоций, и её личико стало очень бледным, беспомощным и печальным... Она крепко-накрепко вцепилась в руку своему брату, как будто ища у него поддержки, и тихо прошептала:
– И все вокруг нас не видят... Что же это такое, папа?..
Она вдруг стала похожа на маленькую, грустную старушечку, которая в полной растерянности смотрит своими чистыми глазами на такой знакомый белый свет, и никак не может понять – куда же теперь ей идти, где же теперь её мама, и где теперь её дом?.. Она поворачивалась то к своему грустному брату, то к одиноко стоявшему и, казалось бы, полностью ко всему безразличному отцу. Но ни один из них не имел ответа на её простой детский вопрос и бедной девчушке вдруг стало по-настоящему очень страшно....
– А ты с нами побудешь? – смотря на меня своими большими глазёнками, жалобно спросила она.
– Ну, конечно побуду, если ты этого хочешь, – тут же заверила я.
И мне очень захотелось её крепко по-дружески обнять, чтобы хоть чуточку согреть её маленькое и такое испуганное сердечко...
– Кто ты, девочка? – неожиданно спросил отец. – Просто человек, только немножко «другой», – чуть смутившись ответила я. – Я могу слышать и видеть тех, кто «ушёл»... как вот вы сейчас.
– Мы ведь умерли, правда? – уже спокойнее спросил он.
– Да, – честно ответила я.
– И что же теперь с нами будет?
– Вы будете жить, только уже в другом мире. И он не такой уж плохой, поверьте!.. Просто вам надо к нему привыкнуть и полюбить.
– А разве после смерти ЖИВУТ?.. – всё ещё не веря, спрашивал отец.
– Живут. Но уже не здесь, – ответила я. – Вы чувствуете всё так же, как раньше, но это уже другой, не ваш привычный мир. Ваша жена ещё находится там, так же, как и я. Но вы уже перешли «границу» и теперь вы на другой стороне, – не зная, как точнее объяснить, пыталась «достучаться» до него я.
– А она тоже когда-нибудь к нам придёт? – вдруг спросила девчушка.
– Когда-нибудь, да, – ответила я.
– Ну, тогда я её подожду – уверенно заявила довольная малышка. – И мы опять будем все вместе, правда, папа? Ты же хочешь чтобы мама опять была с нами, правда ведь?..
Её огромные серые глаза сияли, как звёздочки, в надежде, что её любимая мама в один прекрасный день тоже будет здесь, в её новом мире, даже не понимая, что этот ЕЁ теперешний мир для мамы будет не более и не менее, как просто смерть...
И, как оказалось, долго малышке ждать не пришлось... Её любимая мама появилась опять... Она была очень печальной и чуточку растерянной, но держалась намного лучше, чем до дикости перепуганный отец, который сейчас уже, к моей искренней радости, понемножку приходил в себя.
Интересно то, что за время моего общение с таким огромным количеством сущностей умерших, я почти с уверенностью могла бы сказать, что женщины принимали «шок смерти» намного увереннее и спокойнее, чем это делали мужчины. Я тогда ещё не могла понять причины этого любопытного наблюдения, но точно знала, что это именно так. Возможно, они глубже и тяжелее переносили боль вины за оставленных ими в «живом» мире детей, или за ту боль, которую их смерть приносила родным и близким. Но именно страх смерти у большинства из них (в отличии от мужчин) почти что начисто отсутствовал. Могло ли это в какой-то мере объясняться тем, что они сами дарили самое ценное, что имелось на нашей земле – человеческую жизнь? Ответа на этот вопрос тогда ещё у меня, к сожалению, не было...
– Мамочка, мама! А они говорили, что ты ещё долго не придёшь! А ты уже здесь!!! Я же знала, что ты нас не оставишь! – верещала маленькая Катя, задыхаясь от восторга. – Теперь мы опять все вместе и теперь будет всё хорошо!
И как же грустно было наблюдать, как вся эта милая дружная семья старалась уберечь свою маленькую дочь и сестру от сознания того, что это совсем не так уж и хорошо, что они опять все вместе, и что ни у одного из них, к сожалению, уже не осталось ни малейшего шанса на свою оставшуюся непрожитую жизнь... И что каждый из них искренне предпочёл бы, чтобы хоть кто-то из их семьи остался бы в живых... А маленькая Катя всё ещё что-то невинно и счастливо лопотала, радуясь, что опять они все одна семья и опять совершенно «всё хорошо»...
Мама печально улыбалась, стараясь показать, что она тоже рада и счастлива... а душа её, как раненная птица, криком кричала о её несчастных, так мало проживших малышах...
Вдруг она как бы «отделила» своего мужа и себя от детей какой-то прозрачной «стеной» и, смотря прямо на него, нежно коснулась его щеки.
– Валерий, пожалуйста, посмотри на меня – тихо проговорила женщина. – Что же мы будем делать?.. Это ведь смерть, правда, же?
Он поднял на неё свои большие серые глаза, в которых плескалась такая смертельная тоска, что теперь уже мне вместо него захотелось по-волчьи завыть, потому что принимать всё это в душу было почти невозможно...
– Как же могло произойти такое?.. За что же им-то?!.. – опять спросила Валерия жена. – Что же нам теперь делать, скажи?
Но он ничего не мог ей ответить, ни, тем более, что-то предложить. Он просто был мёртв, и о том, что бывает «после», к сожалению, ничего не знал, так же, как и все остальные люди, жившие в то «тёмное» время, когда всем и каждому тяжелейшим «молотом лжи» буквально вбивалось в голову, что «после» уже ничего больше нет и, что человеческая жизнь кончается в этот скорбный и страшный момент физической смерти...
– Папа, мама, и куда мы теперь пойдём? – жизнерадостно спросила девчушка. Казалось, теперь, когда все были в сборе, она была опять полностью счастлива и готова была продолжать свою жизнь даже в таком незнакомом для неё существовании.
– Ой, мамочка, а моя ручка прошла через скамейку!!! А как же теперь мне сесть?.. – удивилась малышка.
Но не успела мама ответить, как вдруг прямо над ними воздух засверкал всеми цветами радуги и начал сгущаться, превращаясь в изумительной красоты голубой канал, очень похожий на тот, который я видела во время моего неудачного «купания» в нашей реке. Канал сверкал и переливался тысячами звёздочек и всё плотнее и плотнее окутывал остолбеневшую семью.
– Я не знаю кто ты, девочка, но ты что-то знаешь об этом – неожиданно обратилась ко мне мать. – Скажи, мы должны туда идти?
– Боюсь, что да, – как можно спокойнее ответила я. – Это ваш новый мир, в котором вы будете жить. И он очень красивый. Он понравится вам.
Мне было чуточку грустно, что они уходят так скоро, но я понимала, что так будет лучше, и, что они не успеют даже по настоящему пожалеть о потерянном, так как им сразу же придётся принимать свой новый мир и свою новую жизнь...
– Ой, мамочка, мама, как красиво!!! Почти, как Новый Год!.. Видас, Видас, правда красиво?! – счастливо лепетала малышка. – Ну, пойдём-те же, пойдёмте, чего же вы ждёте!
Мама грустно мне улыбнулась и ласково сказала:
– Прощай, девочка. Кто бы ты ни была – счастья тебе в этом мире...
И, обняв своих малышей, повернулась к светящемуся каналу. Все они, кроме маленькой Кати, были очень грустными и явно сильно волновались. Им приходилось оставлять всё, что было так привычно и так хорошо знакомо, и «идти» неизвестно куда. И, к сожалению, никакого выбора у них в данной ситуации не было...
Вдруг в середине светящегося канала уплотнилась светящаяся женская фигура и начала плавно приближаться к сбившемуся «в кучку» ошарашенному семейству.
– Алиса?.. – неуверенно произнесла мать, пристально всматриваясь в новую гостью.
Сущность улыбаясь протянула руки к женщине, как бы приглашая в свои объятия.
– Алиса, это правда ты?!..
– Вот мы и встретились, родная, – произнесло светящее существо. – Неужели вы все?.. Ох, как жаль!.. Рано им пока... Как жаль...
– Мамочка, мама, кто это? – шёпотом спросила ошарашенная ма-лышка. – Какая она красивая!.. Кто это, мама?
– Это твоя тётя, милая, – ласково ответила мать.
– Тётя?! Ой как хорошо – новая тётя!!! А она кто? – не унималась любопытная девчушка.
– Она моя сестра, Алиса. Ты её никогда не видела. Она ушла в этот «другой» мир когда тебя ещё не было.
– Ну, тогда это было очень давно, – уверенно констатировала «неоспоримый факт» маленькая Катя...
Светящаяся «тётя» грустно улыбалась, наблюдая свою жизнерадостную и ничего плохого в этой новой жизненной ситуации не подозревавшую маленькую племянницу. А та себе весело подпрыгивала на одной ножке, пробуя своё необычное «новое тело» и, оставшись им совершенно довольной, вопросительно уставилась на взрослых, ожидая, когда же они наконец-то пойдут в тот необыкновенный светящийся их «новый мир»... Она казалась опять совершенно счастливой, так как вся её семья была здесь, что означало – у них «всё прекрасно» и не надо ни о чём больше волноваться... Её крошечный детский мирок был опять привычно защищён любимыми ею людьми и она больше не должна была думать о том, что же с ними такое сегодня случилось и просто ждала, что там будет дальше.
Алиса очень внимательно на меня посмотрела и ласково произнесла:
– А тебе ещё рано, девочка, у тебя ещё долгий путь впереди...
Светящийся голубой канал всё ещё сверкал и переливался, но мне вдруг показалось, что свечение стало слабее, и как бы отвечая на мою мысль, «тётя» произнесла:
– Нам уже пора, родные мои. Этот мир вам уже больше не нужен...
Она приняла их всех в свои объятия (чему я на мгновение удивилась, так как она как бы вдруг стала больше) и светящийся канал исчез вместе с милой девочкой Катей и всей её чудесной семьёй... Стало пусто и грустно, как будто я опять потеряла кого-то близкого, как это случалось почти всегда после новой встречи с «уходящими»...
– Девочка, с тобой всё в порядке? – услышала я чей-то встревоженный голос.
Кто-то меня тормошил, пробуя «вернуть» в нормальное состояние, так как я видимо опять слишком глубоко «вошла» в тот другой, далёкий для остальных мир и напугала какого-то доброго человека своим «заморожено-ненормальным» спокойствием.
Вечер был таким же чудесным и тёплым, и вокруг всё оставалось точно так же, как было всего лишь какой-то час назад... только мне уже не хотелось больше гулять.
Чьи-то хрупкие, хорошие жизни только что так легко оборвавшись, белым облачком улетели в другой мир, и мне стало вдруг очень печально, как будто вместе с ними улетела капелька моей одинокой души... Очень хотелось верить, что милая девочка Катя обретёт хоть какое-то счастье в ожидании своего возвращения «домой»... И было искренне жаль всех тех, кто не имел приходящих «тётей», чтобы хоть чуточку облегчить свой страх, и кто в ужасе метался уходя в тот дугой, незнакомый и пугающий мир, даже не представляя, что их там ждёт, и не веря, что это всё ещё продолжается их «драгоценная и единственная» ЖИЗНЬ...

Незаметно летели дни. Проходили недели. Понемногу я стала привыкать к своим необычным каждодневным визитёрам... Ведь все, даже самые неординарные события, которые мы воспринимаем в начале чуть ли не как чудо, становятся обычным явлениям, если они повторяются регулярно. Вот так и мои чудесные «гости», которые в начале меня так сильно изумляли, стали для меня уже почти что обычным явлением, в которое я честно вкладывала часть своего сердца и готова была отдать намного больше, если только это могло бы кому-то помочь. Но невозможно было вобрать в себя всю ту нескончаемую людскую боль, не захлебнувшись ею и не разрушив при этом себя саму. Поэтому я стала намного осторожнее и старалась помогать уже не открывая при этом все «шлюзы» своих бушующих эмоций, а пыталась оставаться как можно более спокойной и, к своему величайшему удивлению, очень скоро заметила, что именно таким образом я могу намного больше и эффективнее помочь, совершенно при этом не уставая и тратя на всё это намного меньше своих жизненных сил.

Современные писатели вроде Солонина в своих книгах берут только одну сторону. Что все бежали, побросали оружие и бежали. Но если бы Солонин был прав – тогда мы потерпели бы поражение. В этом логика жизни, логика исторических событий, и если люди этого не видят – им бесполезно заниматься историей ”. М.А. Гареев, интервью агентству “РИА-Новости”.

Что я могу на это возразить?МахмудАхметович Гареев, президент Академии военных наук, академик Российской академии естественных наук, член-корреспондент Академии наук РФ, доктор военных наук (бывают, представьте себе, и такие доктора), доктор исторических наук, профессор, бывший заместитель начальника генерального штаба Советской армии по научной работе и “прочих земель повелитель” высоко сидит, далеко глядит, а потому и занимается историей с большой пользой. Для себя лично. Партия и правительство щедро оценили его вклад в развитие советской военно-исторической науки. Махмуд Ахметович, кроме всего прочего, удостоен звания “генерал армии”. Для тех, кто забыл, напоминаю, что это последняя ступенька перед вершиной, на которой сияют маршальские звёзды. В своё время в звании генерала армии К. Мерецков и Г. Жуков руководили генеральным штабом Красной Армии, а из пяти командующих войсками западных приграничных округов СССР только один (Д. Павлов) имел в 1941 г. столь высокое звание.

Генералу армии Гарееву тоже довелось принять участие в руководстве крупными группировками войск. В 1970 – 1974 гг. он служил начальников штаба Главного военного советника при командовании египетской армии. Под его непосредственным руководством была спланирована и осуществлена грандиозная операция, вошедшая в историю под названием “Война Судного дня” (октябрь 1973 г.). Война эта, как известно, закончилась тем, что решительные и экстраординарные действия Советского Союза спасли тогда Египет от полного разгрома (хотя египетские солдаты – в полном соответствии с “логикой жизни” – побросали оружие и побежали, не желая оплачивать брежневские авантюры своей единственной жизнью). В последний раз отвлечься от научной работы генералу Гарееву пришлось в 1989 г. Тогда, после вывода советских войск из Афганистана, его назначили главным военным советником при правительстве Наджибуллы. Неумолимая “логика исторических событий” привела марионеточный кабульский режим к краху. Для самого Наджибуллы эта история закончилась смертной казнью, а Махмуд Ахметович вернулся в Москву и получил орден Ленина. Казалось бы, личный опыт участия в ближневосточной и афганской войнах должен был нагляднейшим образом убедить генерала Гареева в том, что ни огромный численный перевес, ни подавляющее техническое превосходство не могут спасти армию, солдаты которой не желают воевать. Увы, “полезные занятия” историей по-советски помешали товарищу Гарееву увидеть и признать эту простую “логику жизни”.

Скажу честно – мне (да и не только мне) имя М.А. Гареева стало известно только благодаря В. Суворову, который в своей книге “Последняя республика” привёл несколько примеров изумительного невежества главного военного историка СССР. С тех пор такие перлы, как “опиум войны” и “38-тонные танки” (таким незатейливым образом наш трижды академик расшифровывал немецкое обозначение лёгкого танка чешского производства Pz -38(t )), стало ходячим анекдотом в узких кругах военных историков. Памятуя однако же, о том, что негоже ругать то, что не читал лично, я решил пролистать самые свежие (“постперестроечные”) работы М.А. Гареева. Да-да, именно “самые свежие”. Дело в том, что, несмотря на почтенны возраст (в 2003 г. был отмечен 80-летний юбилей), генерал Гареев является не бывшим, не “почётным”, а самым что ни на есть действующим президентом Академии военных наук. Официальная биография выдающегося учёного содержит упоминание о 250 (!!!) опубликованных научных работах …….

С первых же минут чтения стало ясно – Махмуд Ахметович не стареет душой и не “изменяет принципам”. Что, несомненно, заслуживает всяческого уважения. Да и кому не будет приятно перенестись, хотя бы мысленно, хотя бы с книжкой в руках, в незабвенные годы пионерского детства?

Десятки и сотни страниц текста заполнены общими рассуждениями, лишь изредка прерываемыми такой конкретикой:

Советскими Вооружёнными Силами было разгромлено 507 немецко-фашистских дивизий и 100 дивизий Германии и её союзников….На советско-германском фронте была уничтожена основная часть военной техники вермахта: свыше 70 тыс. самолётов, около 50 тыс. танков и штурмовых орудий, более 2,5 тыс. боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов ”.

Сильно сказано. 507 дивизий. Это когда же у Германии была армия такой численности? Знает ли главный военный историк России о том, сколько людей и лошадей, артиллерийских орудий и подготовленных командиров требовалось для укомплектования одной пехотной дивизии вермахта? Сколько людей в корпусных и армейских частях, в тыловых, транспортных, санитарных службах должны обеспечивать боевую работу этой дивизии? Весной 1940 г. во всей сухопутной армии Германии числилось 156 дивизий. 22 июня 1941 г. на западной границе Советского Союза в составе Групп армий “Север”, “Центр” и “Юг” было сосредоточено 115 дивизий вермахта и боевых частей СС. В дальнейшем группировка немецких войск на Восточном фронте возрастала на десятки дивизий, но отнюдь не в разы. И что самое примечательное – через два абзаца Гареев (или те аспиранты-троечники, которые писали за него очередной, 251-й “научный труд”) сообщает:

В июне 1944 г. против Советской Армии действовало 181,5 немецкая дивизия…..Перед завершающей кампанией 1945 г. советские войска имели против себя 179 немецких дивизий ”.

Где же и когда жебыло разгромлено “507 немецко-фашистских дивизий”? Не хотелось бы заниматься гаданием, но, может быть, доктор военных наук имел ввиду что-то вроде: “потери немецких войск на Восточном фронте за четыре года войны были столь велики, что этим количеством личного состава можно было бы укомплектовать 507 дивизий”? Не говоря уже о том, что такой подход к оценке численности армии противника уместен разве что в стенгазете трикотажной фабрики, цифры опять же не сходятся. 507 пехотных дивизийвермахта – это 8 млн. человек, а все безвозвратные (убитые, пропавшие без вести, пленные) потери вермахта и боевых частей СС за 6 лет войны на всех фронтах (!) оцениваются цифрой порядка 4,6 млн. человек.

Одно из двух: или печатная машинка, или арифмометр у академика Гареева поломанные. Ничуть не в лучшем состоянии находится и его курвиметр. Прошу не вздрагивать – это такая палочка с маленьким колёсиком на конце. При помощи этого прибора измеряется длинна кривых линий на географической (топографической) карте. К чему это я? А вот к чему:

Небывалым в истории был пространственный размах вооружённой борьбы на советско-германском фронте. С первых же дней войны она развернулась здесь на рубежах протяжением свыше 4 тыс. км ”.

В первые дни войны вермахт наступал на фронте от устья Немана на севере до Карпатских гор на юге. От Клайпеды до Самбора. Это порядка 800 км по прямой. Но граница до войны (и линия фронта после её начала) не была прямой. Это причудливо петляющая кривая линия. Её длина была промерена ещё задолго ещё задолго до первых орудийных залпов на границе. Результаты опубликованы сотни раз. Напоминаю: Северо-западный фронт (8-я и 11-я Армии) – 300 км, Западный фронт (3-я, 10-я, 4-я Армии) – 470 км, Юго-Западный фронт (5-я, 6-я, 26-я Армии) – 410 км. Итого – 1180 км фронта. Округлённо – 1200, но никак не 4000.

Ладно, предположим, что исправного курвиметра в Академии военных наук нет. Это я вполне могу допустить. Но неужели же генерал армии, заместитель начальника Генерального штаба огромной страны не понимает, что своей фразой про “4 тыс. км фронта” он высек сам себя больнее, чем злополучная унтер-офицерскаявдова? Махмуд Ахметович, сколько войск надо иметь для успешного наступления на фронте в 4 тыс. километров? Хватит ли для такого великого подвига и тех “507 дивизий вермахта”, которые насчитали ваши референты? Неужели же во всей Академии военных наук нет ни одного экземпляра предвоенного Полевого устава Красной Армии (ПУ-39)?

Параграф 98 этого основополагающего документа предусматривает следующую плотность построения боевых порядков при наступлении: “При атаке сильно укреплённых полос и УР – 2 км для дивизии, на второстепенных направлениях – от 5 до 6 км ”. Если даже считать нерушимые рубежи Советского Союза, вдоль которых было сформировано 15 укреплённых районов……жалким “второстепенным направлением”, которое прикрывает третьесортная армия, то и в этом случае для наступления на фронте в 4 тыс. км требуется 666 дивизий. Где же их было взять? Хорошо, согласимся с тем, что для командиров вермахта ПУ-39 не обязателен. Посмотрим, как воевали немцы практически.

10 мая 1940 г. немецкое командование сосредоточило 77 дивизий на фронте протяжённостью порядка 350 км. Средняя оперативная плотность – 4,5 км на дивизию Средняя. На направлении главного удара, в 130-км полосе о Льежа до Седана, наступали две немецкие армии (4-я и 12-я) в составе 23 пехотных, 7 танковых и 5 моторизованных дивизий. Оперативная плотность – 3,7 км на дивизию. Через две недели, с 10 по 24 мая, немецкие танки вышли к Ла-Маншу, преодолев 300-350 км. Средний темп наступления составил 26 км в день. Отечественные историки и по сей день не стесняются называть это “триумфальным маршем вермахта по Франции”. Если же верить академику Гарееву, то в июне 1941 г. вермахт наступал (причём ещё быстрее!) на фронте в 11 раз большей протяжённости, имея при этом всего лишь в 1,5 раза большее число дивизий. Как такое стало возможным, если версию о том, что бойцы и командиры Красной Армии “побросали оружие и бежали” М.А. решительно отвергает?

После таких “перлов” как-то уже спокойнее воспринимается совершенно феерическая фраза о том, что в общий перечень “уничтоженной военной техники вермахта ” вошло и “70 тыс. самолётов ” (эта цифра завышена как минимум в пять раз) и даже “2,5 тыс. боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов ”. Даже барон Мюнхгаузен, пролетая на пушечном ядре над Чёрным и Балтийским морями, не смог обнаружить там такое количество боевых кораблей Германии. Причина этому предельно проста: в Чёрном море крупных кораблей не было вовсе. Турция, сохраняя лояльность к Англии и СССР, не разрешила проход немецкого флота через Босфор и Дарданеллы, в результате чего под красным флагом с фашистской свастикойна Чёрном море плавало лишь то, что можно было перевезти из Германии в румынские порты по железной дороге: подводные лодки сверхмалого класса, торпедные катера, разборные десантные баржи, разборные же самоходные паромы и т.п. На Балтике было что топить, да вот топить было некому. Краснознамённый Балтфлот с первых же часов войны был “заперт” немецкими минными полями в Финском заливе, а после злосчастного “Таллиннского перехода” и потери всех баз, кроме блокированного с суши Ленинграда (Кронштадта), боевой путь КБФ был по большому счёту завершён. Что же касается реального количества уничтоженных советскими флотами боевых кораблей противника, то общая картина примерно такова.

В 1957 г. был подготовлен секретный отчёт о боевых действиях советских ВМС, в котором утверждалось, что за всю войну на всех морях было потоплено 17 немецких эсминцев и 6 кораблей большего класса (крейсеров, броненосцев береговой охраны). Правда, приболее тщательном изучении этих цифр, каковое стало возможным лишь в постсоветское время, выяснилось, что большая часть “уничтоженных боевых кораблей противника” или была накануне капитуляции Германии взорвана и затоплена самими экипажами, или же была потоплена авиацией союзников, а том вовсеблагополучно плавала до 50-60 гг. В “сухом остатке” 7 реально потопленных эсминцев, 1 крейсер и 1 финский броненосец береговой охраны.

Разумеется, такие мизерные результаты боевой деятельности огромных советских флотов (3 линкора, 7 крейсеров, 54 лидера и эсминца, 212 подводных лодок, 2сторожевых корабля, 80 тральщиков, 287 торпедных катеров, 260 батарей береговой артиллерии по состоянию на 22 июня 1941 г. ) советскую военно-историческую науку устроить не могли. Положение было исправлено традиционным для этой “науки” способом – при помощи союза “И”. Метод этот одновременно и универсальный, и эффективный. “В ходе авиаударов по вражеским колоннам было уничтожено 736 танков, бронетранспортёров И конных повозок. На море же было потоплено великое множество “боевых кораблей, транспортов И вспомогательных судов ”. Если в последнюю категорию зачислить все прогулочные катера, рыбацкие шаланды и спасательные шлюпки, на которых сотни тысяч беженцев (2 млн., по утверждению немецких историков) весной 1945 г. пытались покинуть окружённую Восточную Пруссию и Померанию, то можно было бы получить любой результат. Но академия товарища Гареева решила (или получила указание свыше) остановиться на “скромной” цифре в 2,5 тысячи.

Абсолютно искренне желая Махмуду Ахметовичу встиретить90-летний юбилей в добром здравии, в окружении внуков и правнуков, я, как рядовой гражданин России и исправный налогоплательщик, не могу согласиться с тем, что храм науки, каковым должна бы быть Академия военных наук, превращён в закрытую элитную богадельню для номенклатурных пенсионеров. ….Единственно, что меня немного смешит – это когда товарищ Гареев и К начинают громко возмущаться: “Перестаньте переписывать историю!”

Что переписывать? Какую “историю”? Ваши заведомо ложные измышления про 507 немецких дивизий и 70 тыс. сбитых самолётов, про “внезапное нападение”, и “безнадёжно устаревшие” советские танки, про сугубо мирную сталинскую империю и многократное численное превосходство противника? Если же речь идёт о скрупулёзном и непредвзятом изучении событий Великой Войны, то как можно ПЕРЕписать то, что ещё только-только начинает создаваться?

И последнее замечание перед тем, как перейти к изложению основного материала. Есть один тонкий нюанс, который многие искренно не понимают, а некоторые на этом осознанно спекулируют. В русском языке есть два слова: “бесстрастный” и “беспристрастный”. Несмотря на большое сходство в написании, это – разные слова.

И смысл у них совершенно разный.

Тоталитарный коммунистический режим действительно был кровавым и антинародным. Рано или поздно, но его безмерные преступления будут осознаны и осуждены даже в той стране, откуда эта смертоносная зараза пошла по всему миру. То, как сталинский режим развязал мировую войну, как он бросил в эту войну советский народ, является, возможно, самым кровавым из его преступлений. Изучать эти события, писать о них без душевного волнения, бесстрастно может только электронная машина. Человеку такое не дано. А вот врать при этом совсем не обязательно. Да и незачем – действительность практически всегда оказывается страшнее и ярче любого вымысла. Так что никакой прямой связи между страстностью в изложении материала и пристрастным отбором одних только “удобных” для автора фактов нет. Её нет в исторических исследованиях, нет её и в обыденной жизни. Каждый из нас на основании собственного жизненного опыта знает, что бывают страстные, эмоциональные натуры, которые, однако же, чужой копейки не возьмут. Встречаются и абсолютно флегматичные, вечно невозмутимые жулики и мерзавцы. Никакой связи между эмоциями и воровством обнаружить пока не удалось.

А вот связь между политическими убеждениями автора и достоверностью его произведения есть. И очень даже заметная. Это сегодня мы как-то подзабыли, что совсем ещё недавно тов. Гареев и его коллеги без тени смущения называли себя “бойцами идеологического фронта”. Нас приучили – и мы с этим безропотно согласились – не вспоминать о том, что некоторые (многие? все?) коммунистические “историки” былипо совместительству ещё и сотрудниками одной известной конторы, которая (вы и об этом уже позабыли?!) опять-таки без тени смущения называла себя “вооружённый отряд партии”. А на войне, уважаемые, как на войне. Сказать правду – предательство. Обмануть – дело доблести и геройства. Я нисколько не сомневаюсь в том, что тов. Гареев, подписывая составленный его подчинёнными текст про “507 разгромленных дивизий вермахта и 70 тыс. сбитых самолётов” , делал это с чистой совестью, с сознанием выполненного партийного долга. “Воспел подвиг воина Красной Армии. Дал достойный отпор буржуазным фальсификаторам, принижающим историческую роль. Посодействовал коммунистическому воспитанию молодёжи…..”

Будучи человеком демократических, “западных”, либеральных убеждений, я делаю свою работу по-другому.

Ни моральных, ни материальных стимулов к тому, чтобы врать вам, уважаемый читатель, у меня просто нет”.(Марк Солонин “23 июня: “день М”, 2007 год, стр. 6-14).

иностранные награды

В отставке

Махму́т Ахме́тович Гаре́ев (род. 23 июля , Челябинск , СССР) - советский и российский военный деятель , военачальник , генерал армии в отставке, доктор военных и доктор исторических наук , профессор . Военный теоретик.

Биография

Военные годы

Военная служба в СССР

Лекцией М.А. Гареева «Россия в войнах XX века» 25 марта 2004 года был открыт проект публичных лекций Полит.ру .

Награды

В 1998 году М.А. Гареев стал первым лауреатом Государственной премии Российской Федерации имени Маршала Советского Союза Г.К. Жукова - за книгу «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства» (1996 год)

Напишите отзыв о статье "Гареев, Махмут Ахметович"

Примечания

Ссылки

  1. / Людмила Терновая. ИА «Башинформ»

Отрывок, характеризующий Гареев, Махмут Ахметович

– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили. И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu"il vous donne l"amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.